Ко мне прилетела птица,
в клюве принесла ключики.
Я открыл замок на двери,
потом я открыл наручники.
Выбрался
из подвала на волю,
огляделся –
не могу понять:
то ли птица меня подставила,
то ли ключи перепутали.
Что ж мне теперь, молчать?
Уйти под лед?
Думать только о том,
как пополнить счет?
Или кричать что есть мочи:
куда претесь вы, чего хочете?
Это чревато тем,
что отвезут в палату,
мне вколят препараты
и голову набьют ватой.
Не ходить нам по воде,
как посуху.
Мужик пропил соху,
мудрец посох свой.
Сын отрекся от отца,
стал живым трупом,
чтобы в трещины на зеркале,
глядя тупо,
не понимать, кто он, где он
и зачем он,
и за чьим плечом
виден демон.

Ко мне прилетела птица,
в клюве принесла ключики.
Я открыл замок на двери,
потом я открыл наручники.

А может, я не там искал,
и где-то есть этот край,
идеальный мир, рай.
Давай,
покажи на карте,
расскажи маршрут,
я оставлю все
и отправлюсь в путь.
Босяком,
через равнины и хребты,
отпугивая криком зверей,
до хрипоты.
Только вот пока никто
из тех, кто нашел,
не позвонил, не написал –
приезжай, мы ждем.
А вдруг снится мне все,
и люди слышать хотят?
И после двадцати мечты живут,
зажигая взгляд?
И надежда есть,
всех до одного спасти
до того, как успеют
сами себя извести?
Да вот только ведь
не бывает так.
И птица та самая,
и на ключах
печать-клеймо стоит,
тайный верный знак.
Я на солнце щурясь,
до хруста сжал кулак.

Ко мне прилетела птица,
в клюве принесла ключики.
Я открыл замок на двери,
потом я открыл наручники.