Сентябрь. Он просыпался один в грязном лифте,
Болит все, в голове кадры, палаты, больницы.
Записки, странные мысли, даты и числа,
Обрывки писем кумиру с мольбами: "Откликнись!"
Гордись им, он воплотил твои замыслы в жизнь,
Как шизик твердил, душа не умеет фальшивить.
Тащили силой, кололи всю зиму вакциной,
Здесь крылья ломают, свиньи - рабы без извилин.
Стерильно все, бро, прикинься стабильным для вида,
Шептались психи, не зли их, трусливо крестились.
Я и сиги, делили "Приму", жевали без фильтра,
Тоскливо тянулись буги, слипались ресницы.
Сквозь синие веки был свет, он мечтал о свободе,
Но доктор будто все знал - увеличивал дозу.
Промозглая осень, опять кровоточили десны,
Полеты во снах, где город взлетает на воздух.
Там никто не ждет нас с тобой,
Ма горьких слез своих не льет.
Река точит камень, черный омут манит,
Оглянись назад, возьми тайм-аут.
Знаешь, тут ведь и в мае бывает прохладно,
Правда, та же пижама, ботинки и шапка.
Тамбур - дом, отвлекает Ланская, Финляндский,
Привокзальные дамы, драмы, их слезы и ласки.
Карты пыльных парадных, где были не рады,
Дай мне еще один шанс, ма.
Бах! Дверь перед носом, лицо без эмоций,
Приперся, зачем, тебе тут не рады давно, сын.
Он плелся в ночи мимо быстрых машин, роскошных отелей,
Тех, что любят за деньги и питают презрение ко всем смертным,
Ветру подставив спину - последняя спичка.
Чиркнул, лямки давили, тянуло в ключицу,
Скинул, утроба-лифт, к утру отключился,
Снились лишь те, кто остались теперь лишь на снимках.
Там никто не ждет нас с тобой,
Ма горьких слез своих не льет.
Река точит камень, черный омут манит,
Оглянись назад, возьми тайм-аут.
Там никто не ждет нас с тобой,
Ма горьких слез своих не льет.
Река точит камень, черный омут манит,
Оглянись назад, возьми тайм-аут.