Вова Prime:
Я знаю, ты гордишься по любому поводу,
А я самокритичен, даже умирая с голоду.
Упертый, гордый, полно синонимов в запасе.
В руках дорожная сумка, билеты в кассе.
Жизнь покатилась, то ли полетела комом,
И та картонная коробка, что звал я домом.
Бродячий музыкант, слетевший с борозды,
А помнишь местное ДК незажжённой звезды.
В этой массе людей, мама, я стал как призрак,
Не выдавая признак, даже через призму.
Но вопреки упрекам, что слишком далеки,
Как бы не били током линии левой руки.
Прошу не провожать, утешаясь, что так легче.
Времени впритык, в объятия покрепче.
Я так и не привык, в сердце ветер и зной.
Я вернусь, когда зима сменится весной.

Тато, Вова Prime:
В руках тебе белые розы, что обжигают, колют пальцы.
Я на пороге как тогда, помнишь, мама, с дневником и ранцем.
Радость и слезы, оценки на лице рубцами.
Ошибки тянутся прицепом, все как у отца.

Тато:
А я стал высоким и сложным, упрямым и вольным,
Отшельником поэзии улиц.
Я помню твои родные кошачьи глаза,
Встревоженные как никогда, когда ради бабла рисковал свободой.
Твои горькие слезы вытер рукой и сказал:
"Мой путь через тернии к звездам".
Я люблю тебя, мама. Спасибо за веру, это самое главное.
Мы все равно твои дети, хоть и раздельно.
В твоих нежных руках и заботе я вырос достойным и стойким.
Ты защищала меня дурака, когда я был не прав.
Жизнь преподала уроки, мой рай в твоих ногах.
Я вернусь домой с букетом самых красивых цветов.
И скажу, что скучал по тебе и отцу, твой блудный сын вернулся.
Ты обнимешь меня, я прижмусь к тебе потеплей и улыбнусь.
Мы будем сидеть до заката, листать семейный фотоальбом,
Вспоминать за чаем и тортом меня, сестру и брата,
А потом я уеду обратно в свой новый дом.
И напишу оттуда, что все хорошо.

Тато, Вова Prime:
В руках тебе белые розы, что обжигают, колют пальцы.
Я на пороге как тогда, помнишь, мама, с дневником и ранцем.
Радость и слезы, оценки на лице рубцами.
Ошибки тянутся прицепом, все как у отца.