Я открываю глаза и проверяю пульс, гоняет мускул.
Календарь роняет листы словно неряха мусор.
Нагара нет вкуса, я чую как будто мне лет 5, а не 100,
Гляньте прошло, побило старый мой кузов.
Устали верить в Иисуса и стали верить в Иисуса
К самому краю подошла вечерняя туса,
Медленно сдулся и повис шар,
Крепись брат держись там, где лишь 2 слова: свобода и она.
Медленно тикает стрелка копирует эхо,
Краса не ли за гелик так же программирует сердце,
А ветер поёт об одном о былом, и нам пускает салют,
Кент смотрит в потолок как курит и кидает. Свалю я на*ер.
Кружит крону, и день толкает плечом,
Несётся голову он сломя, искрит сгорает свечой,
Ты знаешь, в этом весь наш мир, судьба с*ка без лица.
То те сумм больших пресса, то на руки два кольца и думай.

Стоит моя провинция,
Застыло время будто среди дня,
Грустит моя провинция
И захватила эта грусть меня.

Горит земля, или бела она,
Молчит и забывает имена.
Горят и потухают имена.
А мы верим и ждём, ждём, верим до конца.

Я подниму воротник, птицу я увижу в небе,
Улыбнусь, подожди меня,
Ты где была птичка родная,
Видела, что ты летая?
Знаешь ли цену свободы, знаешь, как в жизни бывает?
Урока лёгкая рука, рубит всё с плеча.
Пацанва молодуху губит с пьяну с горяча.
Как сам брат? Где пропал, и кого с наших встречал?
Знаю дела, дела, как у меня дела?
Ветер завывает, в соснах разжигает печаль,
Со смеху плакали, веселились и пылала коса.
Я точно знаю, о чём все эти деревья молчат,
Об этих днях, что горят как угли и не ходят назад,
Призраки дней, сына.
Вижу часто призраки дней, сына,
Пустые в дыме тела их близко ко мне сильно.
Смотрят сквозь меня куда-то в сторону заката,
Я им жму лапу на прощание и так же тут жду брата...

Стоит моя провинция,
Застыло время будто среди дня,
Грустит моя провинция
И захватила эта грусть меня.

Горит земля, или бела она,
Молчит и забывает имена.
Горят и потухают имена.