Фир:
Из неизведанных комнат на волю,
Белой вороной, в мир, который безнадежно болен.
Там пинать станут ногами беззащитную птицу,
И как же тут не одичать, как не измениться?
Не очернить белые крылья на крышах хрущевок,
Где проживает чадо алчных, тупых, никчемных,
Приручили ждать, и вот в ожидании чуда,
Они тихонько помирают в двух жалких лачугах.
На пару тянулась очередь на километры,
Очередь на счастья, человек судим не станет медлить.
Он перелетел эти границы мимо стен прочных,
И вдруг толпа та заликует ликует "птицей быть проще".
Взмахивая крыльями ворон все поднимался выше,
Так высоко что бы не видеть их, чтобы не слышать.
Мы все мечтаем, но не действуем, за днем - день,
А ворон с малого мечтал - обогнать свою тень.

Фир, Tof:
Белый дым, осядет над городом греха.
А ворон был вынужден порхать из последних сил,
Над обреченными вечно скитаться.

Белый дым, осядет над городом греха.
А ворон был вынужден порхать из последних сил,
Но обречен одиноким остаться.

Tof:
Он окреп, с годами крылья набирали силу,
Он продолжал летать, не покидая поиск идиллий.
Ежедневно сотни миль, лишь бы покинуть рутину,
Там где брат, с которым ты рос с детства может плюнуть в спину.
Он обитал на крышах высоких городских зданий,
Наблюдал на что готовы люди, ради желаний.
Они друг друга так жадно топтали,
Он говорил это болезнь их - набить карманы.
Нет, нас не так воспитали,
Если быть точнее воспитали себя сами.
Он дорожил словами, не бросался как картами в покер.
Он был один, но не был одиноким.
За окнами пролетали года,
Лили дожди дули ветра и его след пропал.
Наступил тот день, но еще ходят слухи,
Что по ночам летает ворон либо его тень.

Фир, Tof:
Белый дым, осядет над городом греха.
А ворон был вынужден порхать из последних сил,
Над обреченными вечно скитаться.

Белый дым, осядет над городом греха.
А ворон был вынужден порхать из последних сил,
Но обречен одиноким остаться.