Сарай встречает запахом прелого сена,
В памяти всплывает картина, как ты в первый раз на бутылку присела.
А в детстве представлял себя ковбоем, клал в рот обоссаную тростинку.
Теперь офицерам калачу набойки, а гвозди огромные, поэтому заранее простите,
Не могу солить еду и одновременно есть, ведь вся посуда с дырочкой, кроме дуршлага.
Пришла подмога с подветренной стороны кишлака делить кишки на скотобойне.
Скорая помощь, спой мне, да напоследок, я не присяду на дорожку,
А прилягу на жд пути, они мхом поросшие, а рядом пороша, чуть дальше параша,
Мне нужно пройти чуть дальше. Эх, сейчас колом бы забормашить и наловить хариуса,
Но совсем уже состарился в свои двадцать три, пересидев по юности в парилке.
Вышел по амнистии, лишь бы не нашла коса на камень,
Но не дождался помощи от демидрольщицы Маринки,
Когда за кликуху бычок тебя топчут ногами
И хлещут казачьей нагайкой. И гайка на х*ю дает о себе знать,
А зять ругается, что выпустил из парилки весь пар.
Отрывает пальцы дешевый самопал,
И как мне носить двухъярусные ржавые нары в старый амбар,
Когда мама амбал, а папа карлик?

Эту зиму я простою на картонке для примерки,
Двадцать лет клею в библиотеке бумажные конверты
На проводинах топили баньку по-черному и пускали хороводом твою верную,
Были яблочки моченые, это было в воскресенье вербное.
Мы этой биксе купили дармавой брасматик, и нас мало что тревожило.
Важно лишь было выяснить, какие у городских масти, и кто просыпал в сельский туалет дрожжи.
Присядем на дорожку, которая окажется для нас не крайней, а последней,
Ведь искусают слепни, после распитого у водоема с зеленым горошком ликёра шасси.
Словил бледного, потом злого и прохожих поперло гасить,
Потом мучился, добрался гастрит, хоть я и не ем с пола, привет Самаре.
Тружусь до седьмого пота за недокуренный хабарик.
Я барин, запертый в амбаре возле людей говорящих о пидпале
Мой прадед - личный гид Сталина по гулагам,
А я вырос простым гулякой, было невмоготу, в штаны накакал и ловко вытряхнул,
Замешав с горсткой жмыха, местный сто восьмой всё спыхал, забив в газетку,
Я в тот день из-за кисляков не смог открыть зенки и сделать ровную борзуху,
Потом не смог надуть грелку и развести без осадка зуко.
Еще более жутко, чем найти под колючим одеялом свернутую обспусканную гальюнку,
Которую на посошок использовал дядя Юра, не дотянувший до утра,
Не досушивший таранку, успевший мне сказать лишь:
"Ты бы выпил полтораху, но ты салабон и стоишь в полтора!"