Мы шевелим извилинами, варит казан,
Подмечу то, чё не бросается в глаза.
Я вхожу в азарт, кружим на районе на тазах.
Мы не знаем, чё такое страх.
Мы не знаем че такое быть ведомыми,
Мы в седле, мы подкованы,
Масштабируемся во все стороны.
И там и тут снова мы;
И там и тут снова мы;
И там и тут снова мы;
И там и тут снова мы;

Пытливы и свежи,
Во имя чего бы каждый из нас не жил,
Нас не прогнет под себя режим,
У нас своих схемы, свои чертежи.

Пытливы и свежи,
Во имя чего бы каждый из нас не жил,
Нас не прогнет под себя режим,
У нас своих схемы, свои чертежи.

Сложно переоценить, идущих собственным путём,
Придумавший свое, как минимум умён.
Среди моих людей много тех,
Чья башня варит, как в котелке бульон.
Не дальновидно судить по одёжке,
Все разных тачках в одной пробке,
По трёшке, идут понемножку.
Иерархия боле не пирамида,
Тут рулит оседлавший возчик.
Никто не хочет грузово, всем нужен отжиг,
И я тоже, но все же думаю о том, чё будет позже.
Светит во мгле уголёк, у нас есть розжиг,
Светит во мгле уголёк, у нас есть розжиг.

Пытливы и свежи,
Во имя чего бы каждый из нас не жил,
Нас не прогнет под себя режим,
У нас своих схемы, свои чертежи.

Мы пытливы и свежи,
Во имя чего бы каждый из нас не жил,
Нас не прогнет под себя режим.

Мы шевелим извилинами, варит казан,
Подмечу то, чё не бросается в глаза.
Я вхожу в азарт, кружим на районе на тазах.
Мы не знаем, чё такое страх.
Мы не знаем че такое быть ведомыми,
Мы в седле, мы подкованы,
Масштабируемся во все стороны.
И там и тут снова мы.
И там и тут снова мы.
И там и тут снова мы.
И там и тут снова мы.

Пытливы и свежи,
Во имя чего бы каждый из нас не жил,
Нас не прогнет под себя режим.
Нас не прогнет под себя режим.

Мы пытливы и свежи,
Пытливы и свежи.