Гардеробщики дворцов культуры видят свой театр крыс,
А для меня каждый поход посрать в кабинку — катарсис.
И куда мы катимся в этой продуктовой тележке?
Вниз по собянинской плитке, прямиком в незалежность.
Мотив совсем заезженный, как сэмплы Праворульного,
Но на нем я вечно молод и в школьном буфете «Темпо» ворую.
Поставленный тембр, с заклинившим рычажком тремоло,
Убиваюсь, как эмо, перед тобой трясусь, как чушок с тремором.
Чего я требую? Только если чуток меньше баребухов.
Пою реп, но как будто зубами уложил на поребрик Дерек Виньярд,
Но и в таком положении я продолжаю верить свиньям,
Которые спрашивают:
“Как там поживает Либерман Пиня?
Как там поживает либерал-пи*ор?
Почему у вас исписаны заметками манжеты,
И завалена литературой запретной этажерка?”.
Ведь я тут без пипетки, но жертва,
И на ноже у недремлющего хищника.
Он травит меня, но мы оба дрищем,
Ведь он вдобавок пытается объесть меня, сидя в «Крайслере»,
Там, где все замешано на крайностях,
Как время дня в пустыне.
А сейчас последние уголки от огня остыли,
Но никто не играл в пожарного,
Вы просто поставили «равно» между «правда» и «экран», как жалко.
И вот и мне ничего не остается, только бахвалиться знакомством с людьми-бутербродами
И умением обходить собачьи мины тропами.
А ты бахнешь дезоморфина с тропиком
И попятишься, как Сергей Алексеич Нораев по ступеням,
А мы дышали токсинами, назло под парами тупели,
Но нам пора по тоннелям, где у каждого будет свой параграф
С бесплатной «Виагрой» и букетом из глаз вороньих,
И мечтой, что она в твой адрес еще фраз проронит.
И все литры выпиты не напрасно,
Но это с вероятностью побега из Алькатраса.
Но нам пора по тоннелям,
Где у каждого свой параграф,
Я останусь лежать тюленем,
У меня не будет завтра.
Но я смирился,
Лежу забытый в пыли, как крышечки от «Миринды».