Мокрый пол, мокрый зал, и высокий потолок,
Мокрый звук отражается от мокнущих колонн,
Там на троне сыром восседает мокрый царь,
А сухой только я, только сам не промок.
От ворот до витражного стекла - полотно,
Подводный пейзаж на нём, и дивная филигрань.
Я эскизами увиденное вписывал в блокнот,
Мокрый грифель интенсивно в бумагу врезая.
У царя был огромный трезубец, и конница,
Рытвины морщин на лице, и впадины глаз.
Я сразу понял, что это добром не кончится.
За внешним лоском безумство и фальш.
Телепают языком жители вод, не просыхая,
Там камбала и треска все по банкам, по адресам,
Копошатся в иле с песком, или пузом к верху лежат,
Есть огромный мегаладон и только маленький шанс.
Вот и тут, Ммк, Посейдон правит балом.
Над водой звёздное небо и закат играют в лазертаг.
Но рикошетом даже не тянет до дна он,
И я понял, что обязан буду сам высыхать.

Бурлили волны в огромных цехах...
Шумели водоросли, и мальки...
Это мой дом, но я будто в гостях,
И мне необходимо их покинуть.

Бурлили волны в огромных цехах...
Шумели водоросли, и мальки...
Это мой дом, но я будто в гостях,
Пора уходить...

Стал торопить себя, рыбы скептически хлопали ртом.
Был спиритический тур самокритики в полном бреду.
За ним воспитывал тело и дух физический труд,
И я всплывал к верху спиной уже - практически труп.
Мне не раз сбои давал аналитический ум,
То и дело провал, держит то дева, то стол и кровать.
Но я стоически сдерживал волны и снова гребу,
Врубая звук на за предельное число киловатт.
На морского конька, прочь от тронного зала бегу,
Ярость владыки стегала как шпоры в бока,
Я дал себе слово: не упекут,
И в эту сонную заводь я не вернусь никогда.

Как герои монотонного ситкома,
По сценарию в плену маленьких комнат,
Двигаются кучкой насекомых,
Живут и умирают, в гостях у Посейдона.

Как герои монотонного ситкома,
По сценарию в плену маленьких комнат,
Двигаются кучкой насекомых,
Живут и умирают, в гостях у Посейдона.